ФРАНЦУЗ СРАЗУ ОЩУТИЛ СЕБЯ В РОССИИ, КАК ДОМА

Директор парижского рекламного агентства Жан-Мишель Коснюо приехал в Москву в 90-е и стал хозяином баров и ресторанов. А потом он принял православие и живёт между Москвой и деревней под Иваново. Жан-Мишель критически смотрит на современный западный мир и верит в перспективы России. Об этом он сам рассказал.

Нашел здесь смысл жизни

Это был девяносто шестой год. Моя жена погибла при аварии самолёта, который летел из Парижа в Нью-Йорк. Это было ужасно. И я решил изменить свою жизнь. Во Франции у меня были богатые родители, хорошая работа регионального директора одного из больших рекламных агентств в Париже. Я приехал в Москву, где меня никто не знал, и начал всё сначала.

Я открыл маленький бар, и решил, что лучше буду жить в Москве, чем в Париже. Нет, было не страшно. Был, конечно, огромный бардак. Но вокруг била такая энергия, которая мне очень нравилась. Двадцать лет назад, по сравнению с нынешним, это была просто другая планета. Жизнь – это эксперимент. В любом случае, приезд сюда – это был ещё один маленький эксперимент внутри жизни. Что было важно – я сразу ощутил себя здесь, как дома.

Со мной в детстве почти не говорили о религии. Я был открыт к этим вопросам, сам что-то читал – сначала про буддизм и медитацию, потом – Библию, философов – Льва Шестова и православных и десять лет назад решил принять православие. Я всегда считал, что философия, культура и религия – это более важная вещь, чем деньги. Для меня всегда было так.

А потом я встретил женщину, с которой мы были вместе восемь лет. Она была из мусульманской семьи, но эти мусульмане были как русские – ни молитвы, ничего… И мы вместе с ней занимались медитациями.

Я тогда уже зарабатывал большие деньги, и мы стали искать, как передать их тем, у кого их нет, и решили устраивать обеды для пенсионеров. Основали благотворительный фонд, переговорили с несколькими батюшками. Те спросили, православные ли мы. И мы обсуждали это с моей подругой. А потом во время медитаций стали читать «Добротолюбие» – Григория Паламу и всё остальное. Потом пробовали медитировать через Иисусову молитву. А потом решили креститься.

Она крестилась на месяц раньше. А потом я встретил очень классного батюшку. Мы с ним поговорили о том, кто я, откуда и как я вижу жизнь – и он меня крестил. Я не могу сказать, что я хожу в церковь каждый день, но я чувствую внутри эту соборность. Мы начали заниматься благотворительностью и передавали каждый месяц пять-шесть тонн еды для пенсионеров. Пенсионеров было очень жалко – они были православные, старые, многие прошли через войну, потеряли родственников.

Душевный путь в православии

А потом моя подруга решила, что она хочет жить возле монастыря. Не внутри – но рядом. Конечно, было жалко, но я не удерживал эти отношения, а просто построил дом, где мы живём сейчас как брат и сестра. Мы помогаем людям вокруг. Это в маленькой деревне между Суздалем и Иваново. Построили большой дом, купили коз – там как ферма. Там совсем другая жизнь, чем в Москве.

Там я могу спать в маленькой кровати в доме без воды, просто гулять в лесу – это очень приятно. Там для меня – это настоящая жизнь. Я больше бываю в храме, а она там поёт.Я не скажу, что я по-настоящему уверовал и читаю Библию каждый день, но я чувствую что-то внутри, какую-то атмосферу – это самое главное.

Когда батюшка меня крестил, он сказал: не надо читать, не надо ничего, православие должно быть из сердца. Я думаю, есть один Бог и разные пути к нему. Для меня сейчас православие – это самый тёплый и душевный путь.

Но службы каждый день – для меня это, конечно, слишком много, всё хорошо в меру. А вот раз в неделю, в воскресение… Там недалеко есть мужской монастырь, вот ходить туда на службу раз в неделю – это в самый раз. Я думаю, может быть, когда я буду старым, то смогу жить там, помогать на ферме, преподавать английский в детском доме… Но пока я не готов.

Сейчас жизнь – это уже, конечно, не эксперимент. Я не хочу больше заниматься клубами, ресторанами. Я всегда много читал, сейчас вот пишу первую книгу. А вообще – не знаю, чем бы я хотел сейчас заниматься. Что точно знаю – сейчас бы я хотел больше времени проводить в монастыре. Может быть, буду ездить туда каждые два-три месяца, жить там по месяцу-два.

Мне почти шестьдесят, можно считать, что я – пенсионер. Посмотреть мир – это хорошо, но жить в Европе – это нет. Когда меня спрашивают, в чём разница между французами и русскими, я отвечаю: «Очень просто. У русских есть душа». Они могут быть очень жёсткие, очень страшные, но если они откроют тебе своё сердце, это будет насовсем.

У меня есть несколько русских друзей, которым, если у меня проблемы, я могу позвонить, и они всегда скажут: «Что я могу для тебя сделать?» И всё, без вопросов. Французы скажут: «Ой, не сейчас, не знаю», – а здесь нет. Это самое главное.

Как говорит моя подруга: «Ну, что, было бы у меня ещё одно платье или машина, украшение, зачем?» И вот она хочет жить там, больше нигде не хочет. И ещё чему я учусь там – быть довольным тем, что у меня чего-то нет. Это тоже очень важно.

Дарья Менделеева