«ПРИЕМНАЯ МАТЬ МОЕГО СЫНА БЫЛА ПЕРВОЙ, КТО НЕ БРОСИЛ В МЕНЯ КАМЕНЬ»

Недавно на телепрограмме «Касается каждого» Лариса Скороход встретилась со своим сыном Джошуа, которого двенадцать лет назад усыновила супружеская пара из Бруклина. «Я публично призналась в том, что меня мучило, — говорит Лариса. — Искренне раскаивалась, что бросила малыша в роддоме. И не рассчитывала на прощение людей. Ведь я сама себя наказала долгими годами душевных терзаний».

Отказаться от ребенка требовал муж

— Когда я увидела своего сыночка в телестудии канала «Интер», внутри все встрепенулось, — рассказывает Лариса. — Я обняла его: «Солнышко!» Конечно, я понимала, что у моего пятнадцатилетнего сына давно другая жизнь и другая мать. Но Джошуа в ответ прижался ко мне: «Мама! Люблю тебя!»

—У меня был сын от первого брака, — вспоминает Лариса Скороход. — Я вышла второй раз замуж, за Петра, который меня не обижал и нашел общий язык с моим ребенком, но периодически уходил в запои. И тут я забеременела. Вскоре муженек ушел в такой запой, что мне пришлось спасаться бегством. Арендовала квартиру, где и стала жить вместе с сыном. Однажды муж заявился ко мне домой выяснять отношения. «Разборки» закончились преждевременными родами. Положение было настолько тяжелым, что врачи сказали: «Или мать, или ребенок». Помню, как, рыдая, умоляла врачей: «Спасите сына!» Ребенка спасли. Едва оправилась от переживаний, как мама прислала записку: «Если хочешь, чтобы мы с тобой общались, оставляй дитя в роддоме».

Мама не любила Петра. Считала, что с мужем-пьяницей мы не сможем поставить двоих детей на ноги. Был конец девяностых. Безработица. Инфляция. Своего жилья нет. Мама твердила: «Забирать ребенка из больницы, чтобы он умер от голода? Ты хотя бы одного сына подними!» Со стороны Петра родственники тоже давили: «Может, оставишь новорожденного в роддоме?»

— А что сам Петр?

— Петр прислал два яблока и записку, в которой пожаловался, что у него нет денег на лекарства для меня. Позже сказал: «Откажешься от ребенка — буду помогать. Если нет, я тебя брошу. Как хочешь, так и живи…»

Сына, которого назвала Сережей, мне не приносили: я была в тяжелом состоянии, лежала после операции 27 дней. Малыш тоже был в реанимации: его, преждевременно родившегося, выхаживали врачи. Передо мной был выбор: оставить младшего сына в роддоме ради того, чтобы выжил старший, или забрать его и погубить обоих. Ведь при мизерной зарплате, без своего жилья и помощи родни я бы двоих не вытянула. Я решила не делать этот выбор и просто… умереть. Перестала есть, пила только воду и кефир. Испугавшись за меня, сестра привела моего старшего сына Женю, которому было семь лет, в больницу. Он заплакал: «Мамочка, не умирай! Мне без тебя очень тяжело…» И я решила жить.

Выписываясь из роддома, сказала врачам, что приду за сыном, когда восстановлю свои украденные накануне документы. Но дома опять заболела. А когда пришла в себя, решила за ребенком не возвращаться… Вскоре меня разыскал участковый. Принес какую-то бумагу. Подписала ее не глядя. Боялась читать. Позже догадалась: это был отказ от сына.

Детдомовский мальчик был очень запущен

Платить за съемную квартиру было нечем. И я решила вернуться к Петру: у него хотя бы было свое жилье. Людям сказали, что ребенок умер. Причем Петя объявил это еще тогда, когда я лежала в роддоме, не зная, какое принять решение. Муж даже отметил с дружками девять дней «со дня смерти сына». На душе было тяжело. Ненавидела себя, ненавидела мужа. Но его ни в чем не упрекала. Ведь жить со старшим сыном от первого брака мне было негде. Об оставленном в роддоме малыше мы не говорили. У меня была одна мысль: забыть.

— Когда американские усыновители Камилла и Джефф приехали в дом ребенка в Луганской области, трехлетний Сережа, сын Ларисы, сидел, безучастно опустив головку, — вспоминает доверенное лицо приемных родителей Сережи Георгий Фортуньев. — Малыш был очень вялый. Мальчик не ходил, не говорил, отставал в развитии. Приемная мама поначалу даже испугалась: смогут ли они вылечить такого больного ребенка? Но ее супруг стал настаивать: берем мальчишку, и все тут!

Мальчика назвали Джошуа Натан. Джошуа означает Господь-Спаситель, а Натан — дар Господа. Потом оказалось: детдомовский ребенок не столько болен, сколько просто запущен. И когда его привезли в Америку, мальчик расцвел. Пять лет мы переписывались с родителями Джошуа. И вдруг они захотели увидеть Ларису. «Я постоянно думаю о биологической матери Джошуа, — обращалась ко мне Камилла. — Вдруг она в бедственном положении, сидит на паперти и просит милостыню? Эта картина не дает мне спокойно жить… Не можешь ли ты, Георгий, найти эту женщину, чтобы порадовать ее, каким хорошим растет ее сын, и познакомить нашу семью с ней?»

Как правило, усыновители не горят желанием знакомиться с биологическими родителями детей. Ведь они видят либо пьяниц, наркоманов и бывших заключенных, либо погрязших в нищете людей, которые начинают выпрашивать у них деньги, спекулируя собственным ребенком. Тем не менее я разыскал Ларису и стал переписываться с ней. Порадовало, что родная мать Джошуа оказалась человеком не потерянным, а просто лишенным поддержки в момент отказа от ребенка. Я обнаружил искреннюю, эмоциональную, хоть и несколько инфантильную женщину, которая, несмотря на неблагоприятные жизненные обстоятельства, изо всех сил пыталась выжить. Она трудилась на заводе: таскала тяжести. Меняла профессии, пытаясь найти хороший заработок, чтобы дать образование старшему сыну.

Камилла и Джефф изо всех сил старались заочно подружиться с Ларисой и ее мужем. По просьбе Джеффа и Камиллы я переводил их письма к Ларисе и Петру.

«Дорогой Петр! — писал Джефф. — Джошуа не перестает нас удивлять. Он отличный ученик, любит спорт. У него заботливое сердце. Однажды я видел фильм, герой которого сказал: «Каждый человек умирает, но далеко не каждый действительно живет». Моя цель состоит в том, чтобы Джошуа действительно жил. Я хочу, чтобы он жил увлеченно, со страстью. Хочу научить его, что смысл жизни не в приобретательстве, а в умении отдавать себя другим. Благодаря вам, Петр, у меня появилась возможность приобрести опыт отцовства, и я признателен вам за это. Я хотел бы встретиться с вами персонально, пожать вам руку и поблагодарить за подарок, который вы сделали миру…»

У него две мамы, и он одинаково любит их обеих

- Но когда Джошуа с Камиллой и Джеффом прибыли шесть лет назад из Америки в Луганск, муж… не явился к ним на встречу, — вспоминает Лариса. — Он как раз встрял в какую-то драку и лежал дома пьяный, с разбитым лицом. С сыном и его приемными родителями я встречалась сама. Проспавшись, Петя ушел из дому и не ночевал несколько дней. Ему было очень неловко… Через несколько лет муж умер, так ни разу и не увидев сына.

- Наши люди считали, что она совершила грех и должна быть наказана. А вместо этого — приемные родители Джошуа молятся за меня, ребенок называет мамой и меня, и Камиллу, живет счастливо в Америке и даже навещает родную мать! Видимо, это не укладывалось в представление наших людей о «преступлении и наказании». Знакомые подходили и спрашивали: «И за сколько же ты его этим американцам продала?» Упрекали меня в том, что я отреклась от ребенка, говорили, что надо было лопнуть, но тянуть свое дитя.

Как же это все отличалось от того, что писала мне Камилла! «Дорогая Лариса! — обращалась она ко мне в письмах. — Хочу, чтобы ты знала, что я плакала вместе с тобой над твоим вынужденным решением оставить мальчика тогда, много лет назад. Я просила умиротворения для твоей души в таком трудном решении. Спасибо, что ты отказалась от своего малыша. Это был невероятный подарок, которым ты милостиво одарила нас». Приемная мать моего сына была первой, кто не бросил в меня камень. И это уменьшило мою боль.

— Тем не менее чувство вины перед ребенком оставалось, — признается Лариса. — И чтобы как-то справиться с ним, я увлеклась космоэнергетикой, закончила курсы универсальной магии, научилась делать массажи, стала помогать людям. Вскоре вышла замуж за бывшего шахтера.

— Когда вы встретились с Камиллой на телепередаче и бросились ее обнимать, это поразило экспертов по усыновлению, находившихся в зале. Ведь отношения между биологическими и приемными родителями зачастую нервные и сложные, если они вообще есть. Как же вам удалось найти верный тон?

— Это все Камилла. Я даже и не мечтала, что когда-нибудь эта семья меня разыщет. Поэтому мне даже в голову не пришло бы манипулировать сыном и желать плохого Камилле. Я отношусь к ней как к родной сестре. Могу ее только любить за то, что она так заботится о моем сыне. За то, что они с мужем взяли больного ребенка (я даже не знала, что он болен) и вылечили его. Какая бы жизнь его здесь ждала? Что бы он видел каждый день? Пьяного отца? Несчастного брата, который делил бы с ним кусок хлеба? Да, я жалею, что сын вырос без меня. Тем не менее я постоянно с ним в контакте, мы общаемся по скайпу. На столе у Джошуа стоит мой портрет. Камилла поставила. Она все время говорит, что я его мать. Джошуа знает, что у него две мамы. И он одинаково любит и меня, и ее.

Лариса Крупина