ВСЕМ СТАРИКАМ НУЖНА УДАЧА!
В России желательно умирать мгновенно, на бегу, не попрощавшись с этим светом и родственниками. Почему — думаю, объяснять не надо. Ниже монолог о том, какую цену нужно заплатить, чтобы угасающие от старости близкие прожили последние месяцы достойно. Система соцзащиты приложит все усилия, чтобы вы как можно реже тревожили ее или, не дай Бог, требовали «соблюдения нормативов». Нормативы в России — это инструмент для отчета, это цифра с вектором в одну сторону. И рядовой гражданин, тем более старик, всегда остается в долгу. 

Маргарита ВАСИЛЬКОВА:
– Пятый год я одна ухаживаю за лежачими родственниками — сначала ушла тетя, потом папа, сейчас на моих руках мама. За эти годы я стала профессиональной сиделкой с единственной поправкой — у меня нет возможности оставить работу. Оставить работу — это значит оставить их умирать в нищете. 

Чуть больше года назад, когда ушел папа, болезнь Альцгеймера у мамы стала прогрессировать, у нее начался очень сложный период, который у специалистов называется «эффект привязчивости». Я приходила с работы, она заглядывала в мою комнату и спрашивала: «Можно я с тобой посижу», потом она доходила до своей комнаты, возвращалась и снова задавала тот же вопрос. И это могло повторяться десятки раз в день. Я не могла ни отдохнуть, ни сосредоточиться, я просто боялась сойти с ума.
Собеседником мама перестала быть давно. Сейчас у нее два вопроса: «Где Жора?» — это папа, и: «Где Зоя?» — это ее сестра. Я ей отвечаю, что папа ушел за молоком, а Зоя в поликлинике. Она успокаивается. Всего два вопроса у нее сейчас в жизни. 

В состояние лежачей больной мама чуть меньше года. А болезнь Альцгеймера у нее с 69 лет, но отец, пока был жив, от нас это скрывал. Я приехала, когда у нее случился инсульт, вскоре инсульт разбил и папу. Таким образом, три года назад у меня появились два лежачих больных, и я увезла их из Абакана, спустя месяц после похорон тети, которая тоже умирала долго и тяжело на моих руках. Пришлось выкупать купе, на платной «скорой» довозить до вагона. Медицинская страховка, оказывается, такого рода экстренные траты не покрывает. 

Потом началась эпопея по устройству их московской жизни. Например, по постановлению московского правительства я не имела права их прописать без их личного присутствия в ДЭЗе. И вот я двоих, фактически лежачих больных, мама не понимает, что происходит, а папу рвет в машине и он плачет, — везу в ДЭЗ. А там электронные талончики, без них никуда, и два часа папа лежит на составленных стульях, а потом я своих родителей подтаскиваю к окошку, чтобы удостоверить работницу ДЭЗа в их наличии. Это были пытки, фашизм какой-то. 

«На что жалуетесь?»
Потом начался марафон по оформлению опеки. Заниматься этим работающему человеку практически невозможно. Мне дали огромный список справок, которые необходимо собрать. Больницы все, и туберкулезный диспансер, и венерический, и психоневрологический — в разных концах Москвы. Причем в списке не было указано, в какой последовательности я должна обходить врачей. Поэтому некоторые визиты пришлось совершать дважды. Качественно меня обследовали только в туберкулезном, остальные диспансеры — чистая формальность. Онколог спросил: «На что жалуетесь?» — и поставил свою подпись. Я брала справку, что я не судима, которая почему-то действительна только в течение месяца, я писала автобиографию. Я так понимаю, что это делается для того, чтобы удостовериться в добросовестности опекуна. 

Но никто ни разу не пришел проверить за это время, а как я за ней действительно ухаживаю. Я уверена, что есть случаи жестокого обращения со стариками, и я не могу никого осуждать, ведь такой больной старик может справить нужду в комнате, и размазать фекалии по стене, и при этом глубокомысленно сказать, что так надо. Многие старики в силу заболевания склонны к агрессии, и у некоторых детей просто не хватает сил и терпения. 

Почему после оформления опекунства никто не контролирует семью: а может, я садист? Проверяют, нет ли у меня сифилиса, а больше соцзащиту ничего не волнует. Ни одной бумажки при колоссальной потере моего личного рабочего времени мне в инстанциях сделать не помогли, хотя везде твердят про компьютеризацию чиновников. Я еще и выступала курьером между конторами. Мне говорили: вот ваша справка, отнесите ее по такому-то адресу, а потом — обратно к нам с подписью. И всю эту титаническую работу я сделала только для того, чтобы государство мне сказало: «Ты за нее отвечаешь». 

Мама получает пенсию — 16 тысяч рублей, на ее базовые лекарства уходит больше 12 тысяч в месяц. Еще памперсы и одноразовые пеленки. Упаковка памперсов (10 штук), которой хватает на три дня, стоит около 400 рублей, в итоге еще 6 тысяч в месяц. А питание? Всего набегает больше 20 тысяч. Когда был жив папа, а я работала более напряженно, то я нанимала сиделку, чтобы та раз в день приходила кормить стариков. На это уходило еще 15 тысяч в месяц. Я собираю все чеки, на всякий случай, чтобы не сказали, что я мало о них заботилась. 

Утопический вариант
Медицинское обслуживание таких инвалидов — отдельная история. В какой-то момент у мамы начались проблемы с удержанием равновесия. Могла встать ночью, упасть и никого не звать на помощь. Была вся в синяках. Я позвонила в январе в диспансер, где она состоит на учете, спросила: не может ли врач приехать на дом и осмотреть ее? Дежурный врач сказал, обратитесь к доктору, который ее наблюдает, и дал его телефон. Это, конечно, звучало как издевательство, потому что за два года никто даже не позвонил, не то что «наблюдал». Врач, кстати, на осмотр не приехал, а предложил мне прийти за рецептом без нее. 

Я недавно на сайте инвалидов нашла ссылку, что при покупке, допустим, противопролежневого матраса или коляски могут компенсировать часть суммы. В соцзащите мне сказали, что я рассчитывать на это не могу, потому что получаю мамину пенсию. Я вот думаю, когда в доме появляется такой инвалид, органы опеки и врачи, объединившись, должны пригласить на консультацию и сказать: «Вот, дорогой товарищ, знай — это твои обязанности, а вот на что ты имеешь право». Так вот, мне про мои обязанности рассказали, а про права ни слова. Совершенно случайно я узнала, что инвалиды I группы имеют право на получение бесплатного земельного участка. Уверена, 90 процентов инвалидов этого не знают… 

Я ничего не получаю от государства как человек, ухаживающий за стариком. Я же работаю. Вот если бы я ушла на пенсию, что могу сделать по возрасту, тогда бы получала около 3 тысяч по уходу. Думаю, понятно, почему этот вариант рассматриваю как утопический.
Что бы я хотела, как человек, ухаживающий подряд пять лет за лежачими больными? Я бы хотела, чтобы хотя бы пару раз в год государство давало мне две недели отдыха в каком-нибудь санатории, оплачивая мне сиделку для мамы. Чтобы можно было восстановить силы. Для государства нецелесообразно готовить следующее поколение недееспособных инвалидов в моем лице. У меня сейчас уже хронически больной позвоночник от ежедневного подъема тяжестей, я глубокий невротик с хронической бессонницей. Я три года не была в отпуске. А еще я испытываю чувство вины перед своими детьми. Они тоже уже пережили в одной квартире тетушку с болезнью Альцгеймера, папу с приступами неадекватной агрессии, сейчас мама. И что, следующей буду я? 

На содержание таких больных в домах престарелых государство тратит от 18 тысяч до 80 тысяч в месяц в зависимости от региона. Я не оформляю маму в дом престарелых, освобождая государство от трат. Однако за эти годы я не получила даже ни одной консультации — правовой, медицинской, психологической. Я поменяла работу, чтобы быть свободнее, в результате потеряла треть зарплаты. 

Пожилых совершенно некому защищать
Можно ли обеспечить достойный уход и старость беспомощным родителям, хоть в какой-то мере рассчитывая на государство, — вопрос риторический. Нельзя. И не вся соцзащита выглядит, как тетка с хронической интонацией вечного одолжения. Но это вопрос большого везения и единичной удачи. 

Дискредитация сферы социальной помощи в России неотвратима еще и потому, что остается практически бесконтрольной. Геронтолог Эдуард Карюхин, председатель фонда помощи пожилым людям «Доброе дело», обращался неоднократно в Минздравсоцразвития с просьбой создать должность уполномоченного по правам пожилых. Ни одна государственная структура не занимается проблемами пожилых людей. До 2004 года при Минтруде существовал комитет по делам пожилых. Его закрыли…»
Права стариков в России совершенно некому защищать. 

Наталья Чернова