БОГ ОДАРИЛ ИХ ЛЮБОВЬЮ
Недавно ушла из жизни Елена Боннэр, жена и соратница Андрея Сахарова. Они прожили девятнадцать лет. Я дружил с ними и знал об их истинных отношениях не понаслышке.
Еще этой зимой мы сидели с Еленой Георгиевной у нее дома в Бостоне, где она последнее время жила рядом с дочерью Таней и лечила свое больное сердце. Мы говорили, спорили, обсуждали страну и мир, как много лет назад. Она строила планы на будущее после грядущей операции на сердце, на которую решаются редкой отваги пациенты и медики — не во всех странах. Весной она полагала ехать для этого в Германию, а дальше — жить. Но сердце распорядилось иначе. Срочное хирургическое вмешательство длилось более одиннадцати часов. Она боролась за жизнь с отвагой и силой, на которую способна редкая натура. Она была редкой. Уникальной.

Мы договорились о следующей встрече, но ее не случилось. А любовь и память — живы.
22 декабря 1986 года два не очень молодых и не очень здоровых человека — мужчина и женщина — сели в поезд. Такое замечательное произошло событие в их жизни: они вместе вошли в вагон.

Андрей Дмитриевич был так поражен этой обыкновенной человеческой возможностью, что описал ее в дневнике. Семь лет ссылки (без месяца) он временами провожал Елену Георгиевну на вокзал до московского вагона и возвращался в горьковскую свою, прослушиваемую и просматриваемую квартиру беспокоиться о неважном здоровье жены и ждать.

Бог одарил Елену Георгиевну и Андрея Дмитриевича любовью и тем защитил их. Они были хорошей (как чувствовалось им) и не вполне правильной (по мнению тех, кто точно знает, как кому жить) семьей. Степень влияния их друг на друга была ограничена их самостоятельностью и терпимостью.

Люди, нуждавшиеся в их участии и помощи, делали их московскую жизнь разнообразной и насыщенной, но ничего не добавляли в их отношения. Напротив, они расходовали время, которое Андрюша и Лена могли бы провести вдвоем.
Общественное мнение, желая объяснить, как выдающийся советский ученый, трижды Герой и многократный лауреат, превратился в главного врага системы, даже желая его оправдать отчасти, придумало легенду о скверном влиянии жены.

Ну да, у нее характер! Она с боем могла вынудить его сменить старую кроличью шапку или спорить по поводу статьи. Он даже прислушивался к ней, если находил серьезный аргумент, но если был не согласен с услышанной мыслью, кто бы его переубедил?

Иногда из чувства самосохранения, из-за опасения за близких и окружающих Елена Георгиевна пыталась уговорить Андрея Дмитриевича что-то не делать, но у нее ничего не получалось.
Зато он дарил ей цветы, писал стихи и принимал на себя всю горечь агрессии, которая приходилась на ее долю. Доля была велика. Он защищал ее как единомышленника и как любимую женщину и даже влепил пощечину одному именитому негодяю, оскорбившему ее в книге.

…Когда они уезжали из Горького, его очень волновало, будет ли холодно в столице, потому что ей с больным сердцем нельзя было выходить на сильный мороз. О себе он, по обыкновению, не думал. Они вспоминали друзей и предполагали жизнь в своем доме. Она кормила его обязательной в поезде теплой еще курицей, потому что ничего холодного он не любил. Это был нормальный выезд мужа и жены, с той лишь особенностью, что покидали они город, из которого не надеялись выбраться, и даже подыскали себе место на горьковском кладбище…
Но умер он в Москве через три года жизни, о которой еще рано напоминать. А может быть, уже поздно.
Она осталась без него, без его любви. И продолжала жить, и думать, и действовать, как если бы он был рядом. Есть его архив, есть книги и статьи, немногие друзья, есть его мир. Только его самого нет.

Елена Георгиевна сказала мне при нашей встречи:
- Как-то мы были в гостях и я вышла минут на десять, Андрей Дмитриевич забеспокоился, ему было без меня неуютно, не по себе. Он любил, чтобы я была при нем. Если я что-то делала на кухне, он брал свои бумаги с письменного стола, шел и садился работать за кухонный стол. Я все время ловлю себя на том, что формально живу «до и после», а внутренне ощущаю, что мы все время вместе.
Теперь они вместе на все время.

Юрий Рост