ПОТОМСТВЕННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ В НАЦПРОЕКТ НЕ ВПИСАЛИСЬ
В тот день у бабы Ольги сильно прихватило сердце — так, что встать не могла... Еще бы, все лето почти одна косила, сушила, ворошила, носила сено для своей кормилицы — коровы Ласки, некому ей, одинокой, помочь. У единственной внучки из Питера две недели отпуска только и выпадает. Горькая судьба ей выпала, как и многим сельчанам сейчас... Но ее судьба — врагу не пожелаешь. Несколько лет назад пропал ее младший сын-школьник — искали всем селом долго, но так и не нашли, потом мужа похоронила, а два года назад и дочку. А жить-то надо, но нет уже сил коровенку держать, которая пока и кормит, и поит, и кое-как помогает домишко содержать.

За плечами у Ольги почти полсотни лет трудового стажа — была она полжизни дояркой в колхозе, работала на железной дороге, на пилораме... А какую пенсию заработала — смех один: чуть более двух тысяч... А надо и дров запасти, и кровлю у худой крыши починить, и новый колодец срубить — старый-то совсем обвалился, да и домишко свой хоть на какую-то сумму застраховать... А где столько взять? Летом еще дачникам молоко продает, а зимой?
«Раньше-то как хорошо было: все колхоз помогал... И скосить, и убрать, и на двор свезти... Разнесли эти колхозы... Все травой заросло... И помощи ждать не от кого... А сил уже нет никаких!»

Гангстерские правила
...А ведь то же горе мыкают один на один в селе многие. Еще 5—6 лет назад было в Мартисово 11 коров в личном подворье, теперь осталось всего 4. Село идет на убыль, сжимается, как шагреневая кожа. А все потому, что в нынешнем диком рынке, в который его силой вогнали, где действуют свои скрытые и явные гангстерские правила, они — потомственные крестьяне, животноводы, овощеводы, льноводы, умеющие всего добиваться большим потом и честным трудом, — оказались не просто лишними, а настоящими изгоями, которые даже в крайне скудный, не соизмеримый с нынешними нуждами села национальный проект не вписались.

Хотя шороху, шуму с ним наделали много, красивые картинки с господином Медведевым то и дело по телеку крутят... Но никто же не дает ответа, как выкрутиться тому же крестьянину, например, с заготовкой сена, если помочь ему некому, и как быть со сбытом того же молока, если в Торопецком районе обанкротили единственного потребителя — ООО «Молпродукт», который по этой причине несколько месяцев вообще не мог рассчитаться со своими поставщиками, а получив некий кредит, предложил им платить вместо 6 руб. за 1 литр молока — всего 3 рубля. И это при том, что в районе за последние годы вообще сложилась самая низкая закупочная цена на молоко по области.

Вот и приходится искать потребителя своей продукции в другом районе. А это при возрастающих ценах на все — на горючее, на запчасти, на корма — грозит плохо сказаться и на уборочной кампании, еще больше ухудшить положение поставщиков молочной продукции.

Ну а если говорить о бюджетных рублях, которые, якобы, по нацпроекту теперь будут выделены на дотацию каждого литра произведенного молока, то, по мнению большинства сельчан, в условиях рынка они пользы не принесут и животноводства не поднимут, т.к. осядут в основном у чиновников на молокозаводах. И уже ясно, что от этого закупочная цена на молоко не поднимется, хотя дается огромным потом людей, о самоотверженном труде которых постоянно пишет районная газета «Мой край». Но те условия, которые диктует им нынешний рынок, их усилий не окупают или вообще сводят на нет.

Прибытков нет — одни убытки
Крепкий на вид седоватый мужчина в засаленной светлой куртке в поезде до Андреаполя беседует с соседом. Везет он в город на продажу огурцы собственной засолки, белые грибы... «Коровенку продал, одну козу пока еще с женой держим, — рассказывает, — а что будет далее, один Бог знает... Ведь еще и на похороны что-то положить надо, сердце никуда, свезут туда быстро — только оплошай... Нас тут опять считать вздумали, — продолжает вслух тяжелые думы, — сколько того, другого, каждый кустик описали. А зачем? Ведь давно все известно: у нас прибытков нет — одни убытки... Скоро и считать будет некого.
Огород вот пока кормит, да сил на него все меньше... Дети далеко, да и то не все устроены, душа болит... А теперь брошенной земли видимо-невидимо, а работать некому — народ-то мрет... Вот и вздумали богатеи-барыги да власть на ней руки погреть... — возмущается он. — А для нас что? Кукиш с маслом. «Я вот читал в газете, если, скажем, сосед с землей не справляется и готов отдать тебе хоть бы часть ее, с тебя ныне десять шкур сдерут, если даже ты договор на аренду на два года заключил. Сперва его надо зарегистрировать да за межевание 10 тысяч рублей за каждый гектар заплатить. Это что же? Да столько-то с гектара прибыли, хоть из кожи вылезь, не получишь! Кто такие талмуды для нас пишет? Кто никогда ни лопаты, ни грабли в руки не брал, а зарплаты у них во сколько раз больше нашей-то пенсии? Хоть столько годков трудовых за плечами осталось, многим нынешним и не дотянуться до нас по делам своим. Я, почитай, полсотни лет почти в одном колхозном производстве оттрубил, все могу: работал и на тракторе, и полеводом, и животноводом, и столяром. И моя Вера тоже поработала на полях да на ферме — дай Боже сколько. Нелегко жилось, зато все могли, все умели: дома, скотные дворы, клубы, школы, детсады — все строили... А сейчас, сами знаете, говорить не хочется. Не туда Россию-матушку тянут, не туда...».
Все они в голос говорят, что без умной, глубоко продуманной стратегии подъема сельского хозяйства ни один национальный проект, ни одна подачка власти селу не помогут.

А. Засимова, Тверская область