ПОЧЕМУ В РОССИИ ИСЧЕЗАЮТ СЕЛА?

Деревня Севостьяново стоит в часе езды от Твери. По сути своей - хутор. Раньше таких выселок в России было немало. Но с каждым годом людей в таких местах все меньше. Живет теперь в этих местах только дрожь умирания русской деревни.

На карте ее нет. И если б не заново отстроенный бревенчатый мост да следы пробуксовки машин на косогоре, так бы и брел в розово-дымчатых зарослях цветущего иван-чая, не подозревая, что она где-то тут, поблизости. Кругом - непролазное мелколесье, осока, медленно текущая меж ее жестких стеблей речушка. А потом видишь в лесу расчищено место. И правда: десяток домов, считая один, с пустыми окнами, безвольно оседающий наземь. Такое вот Севостьяново: по сути - большой хутор, скорее всего до революции еще отделившийся от соседнего большого села. Тогда таких выселок было немало, тесно было в деревнях, не хватало земли, вот молодежь и осваивала новые места. Ну а после 1917-го таких явлений уже не было. И народу в деревне с каждым годом становилось все меньше.

Сначала, значит, Первая мировая проредила, потом Гражданская, потом коллективизация... Да что про это говорить - об этом книги написаны. И все равно дрожь ужасного умирания русской деревни и живущего на земле народа - она еще живет. В домах, оставленных этим народом, в уцелевших предметах быта, конской упряжи... Как будто вот, недавно, были люди - только куда-то все ушли. Впрочем, куда ушли - известно. На погост.

Однако деревня не пустовала. Все дома, кроме одного, лет пятнадцать назад еще были куплены москвичами. Не нуворишами, а, напротив, людьми далеко не богатыми, у себя в столице не слишком, может, и преуспевающими в жизни (если мерить материальным достатком), но зато здесь, в глуши, чувствующими себя подлинными хозяевами этого места и своей судьбы. С начала своей журналистской работы - а значит, 26 лет уже - я езжу по среднерусским деревням. Видел их закат и гибель. До отчаяния переживал, когда один за одним уходили в смерть прекрасные старики - последние представители великого русского крестьянского народа. И когда умер мой любимец дядя Коля в Новотроицах на Валдае (фронтовик, шофер, рулил на "виллисе", балагур, рыбак, человек доброты сказочной), когда умерла баба Феня, бригадирша, что умела ткать дорожки из лоскутов припасенной материи, когда ослепла Марья Владимировна, бывшая учительница бывшей школы, когда все вот так заболели и умерли, а дома заняли москвичи и ленинградцы, "дачники", я спросил себя: а где народ, на котором стояла и должна стоять земля наша? И нескоро, но нашел утешение: дело в том, что "дачники" всегда селятся по бывшим деревням кустами, семьями, кругом знакомых.

Вот, под Переславлем-Залесским обосновались, скажем, художники. В упомянутых уже Новотроицах на Валдае первоначально поселился мой друг, географ Михаил Глазов. И он перетащил сюда целый табор географов и биологов, часть из которых тут же забросила свою заброшенную государством науку и стала прожектировать в окрестностях экологический туризм и строить гостиницу в стиле русской избы. В общем, каждый на новом месте проявился по-своему, но, что характерно, иначе, чем в городе. И были даже такие, кто не прочь был бы, если б не годы да не тощий кошелек, осесть на земле и заняться сельским хозяйством. А некоторые даже и занялись (только адресов просили не называть). И я успокоился. Современное фермерство - это в развитых странах 5% населения. У нас страна не развитая, но если хотя бы один из "дачников" в каждой деревне в конце концов "сядет" на землю, купит коз, кроликов, коров, мини-трактор, по-городскому деловито наладит производство и сбыт - деревня, которая с 1917-го прошла через натуральный геноцид, невероятную трагедию войны и перестроечную катастрофу, деревня, о которой столько было плакано, - она через катастрофу, через замещение "народа" "дачниками" ими же, "дачниками", и возродится.

И не надо никакого правительственного решения, закона, лозунгов. Чисто биологическое идет выравнивание популяции: пусть нувориши скупают участки под Москвой, а народ простой, небогатый - те, что подалей. Свято место пусто не бывает, есть люди, которым тесно и скучно в городах, они уходят в дальние деревни... И я убежден, что нужно только время, чтобы произошло окончательное разделение "дачников" - одни будут заниматься экологическим туризмом, другие - обжигать и продавать изразцы, ну а третьи - займутся делом, которым занимались если не их отцы, то по крайней мере деды: землей. В самом простом и одновременно величественном значении этого слова. Труд крестьянина настолько близок мироустроительной миссии Бога-демиурга, которому подвластны вещества, время и стихии, что дело, повторюсь, лишь во времени.

И полюбить эту землю можно, только работая на ней. Спа-салоны и фитнес-центры любой дурак полюбит. А вот эту землю... Только когда работаешь, нянчишь ее - все делается прекрасным... Луга... Знай толк, знай силу трав. Сладко пахнущая баня, спуск к ручейку, запруда, сложенная из замшелых камней. Музыка играющей на перекате воды. Наклоняйся - пей. Нет, те люди, что были до нас, не без заботы и любви выбирали себе место для жизни близ живой воды. 

Ничего-то большевики про крестьянство не поняли. Ни-че-го-шень-ки. Унижали, издевались по-любому, расстреливали, денег не платили. И нынешние не понимают. Думают, страна на нефти стоит. А она на людях стоит. И пока деревня вновь не наполнится народом, испытанным настоящим трудом, ничего путного в этой стране не будет. 

Василий Голованов