Уши нынче не в моде...


Мне года три. И меня, городского заморыша, мама отправила в деревню к прабабушке, пастись на вольных лугах. Прабабушка согласилась меня принять только с нагрузкой в виде бабушки, потому что была уже старенькой и унаться за мной не могла. В деревне мне не очень нравилось, потому что в ней не было мамы. И вела себя я в сответствии с заветами ослика Иа, хотя и не была с ним знакома... 

Вот стою, как-то, возле нашего дома, предусмотрительно сместившись из поля обзора через окна (так, на всякий случай), щурюсь от июньского солнышка и маюсь от безделья. 

И вдруг, прямо по тропиночке, что совсем рядом со мной, идёт соседский Деня Кубарев. Деня - мальчик совершенно положительный, потому что аккуратно одет и всегда чистый (это, заметьте, в деревне, где соблазны на каждом шагу! и не соблазны тоже, я-то в них, ну постоянно наступала). А ещё - он уже взрослый, ему почти пять. И ещё, он очень серьёзный, его белесоватые бровки всегда немного нахмурены. Живёт он в самом красивом доме нашего переулка, свежевыкрашенном синей краской, с белоснежными резными наличниками. У его папы есть новенький мотоцикл с коляской, ярко-голубой, в тон стенам дома. И я не раз видела, как Деня гордо восседает на блестящем бензобаке, ухватившись за руль. От этого всего Деня держится важно и меня, малявку, "в упор не видит". 

Вот идёт Деня мимо, в одной руке держит свою замечательную кепочку, удивительно напоминающую дуршлаг, такую же сетчатую, только с козырьком вместо ручки, в другой - прутик, и сшибает им головки у одуванчиков. Красиво идёт! 

И вдруг я понимаю, почему он эту самую кепочку в руке несёт! Потому что у него на голове... у него на голове... О-о-оо! Моё сердце с громким звоном разбивается вдребезги! 

Он потрясающе подстрижен! Вся голова ровненькая, под ноль-пять машинкой, а на лбу - чёлка! Более совершенного образца парикмахерского искусства я и представить себе не могла! И откуда мне знать, что стрижка эта вышла из городской моды за NN-ое количество лет до моего рождения? Я сражена наповал! 
Я начинаю реветь ещё задолго до ворот моего дома, чтобы всем было понятно, что мне что-то надо. Бабушкам, искусно сдержав рыдания, я доходчиво объясняю, чего душеньке моей угодно. Бабушки уже, наверное, видели Деню Кубарева с новой стрижкой, поэтому прыскают в кулачки и сообщают мне, что эта заманчивая привилегия - только для мальчиков. То, что можно Юпитеру... Ну, вы поняли... 

Девочка я была упорная и, не смотря на внешнюю чахлость, с отменным здоровьем. Реветь я могла долго и громко. Если уж не получится достучаться до сердца, то головная боль у любимых родственников - тоже вполне себе средство достижения цели. Так я ревела четыре дня. Бабушки держались стойко. Но на пятый день в доме заканчиваются таблетки от головной боли, и бабушка со мной идёт в аптеку и, заодно, в парикмахерскую. 

Две молодые парикмахерши смеются так, что дрожат зеркала, когда я им самостоятельно, оставив бабушку в сторонке пить свои таблетки, излагаю особенности желанной стрижки. И самая молодая находит что мне сказать! 

Она усаживает меня в замечательное крутящееся кресло, перед большим зеркалом, поднимает на макушку мои кудри и говорит, что у меня, конечно невероятно красивая форма ушей, но если состричь все волосы, уши ведь будут ШЕВЕЛИТЬСЯ, когда я буду улыбаться!!! А я ведь буду улыбаться, потому что бук никто не любит, в том числе и Деня Кубарев.. 

Договорились мы на том, что она набрызгает меня мужским одеколоном с изысканнейшим названием "Тройной", а я больше не стану просить бабушек подстричь меня под полубокс.

Из интернет-дневников