ИННА МАКАРОВА, народная артистка СССР: ТРУДНО ПРОЖИТЬ БЕЗ ЛЮБВИ

На творческом вечере Инны Макаровой в кинотеатре «Иллюзион», на который она меня пригласила, в зале присутствовали не только ветераны, но и молодые люди. После показа фрагментов фильма «Молодая гвардия», на сцену вышла Инна Макарова. Приветствуя актрису, зал встал и долго аплодировал. Это было свидетельством подлинной любви народа к актрисе. А это и есть, наверное, самая высшая награда. 

- Инна Владимировна, мне бы хотелось начать наш разговор с фильма, который во многом определил жизнь молодой актрисы. Я имею в виду «Молодую гвардию».

- Хорошо помню 1942-й год, когда организовалась Молодая гвардия. Я тогда еще училась в школе, но уже занималась в театральной студии. Мы работали на полях, выступали перед колхозниками и ранеными в госпиталях. А в Краснодоне, за линией огненного кольца, начала действовать Молодая гвардия. Но об этом я еще ничего не знала. Не знала я и того, что на следующее лето, закончив десятый класс, я получу аттестат, и в то время, как мама опять уедет на фронт, будет совсем близко от Ростова и Краснодона, а именно - в Четвертом гвардейском минометном полку, я пошлю документы и заявление в институт кино.

- Откуда ваши корни?

- Мои родители работали в новосибирском радиокомитете. Мама – литературным редактором и собкором. Папа, обладавший редким по тембру голосом, был диктором. Те, кто слышал его, рассказывали, что его голос не уступал голосу Левитана. Он был членом Союза писателей первого созыва. До сих пор храню его книжечку с факсимиле Горького. К несчастью, он рано ушел из жизни – ему было всего 35 лет. Мамин отец, Иоганн (все его звали Иваном), был ссыльным поляком. Долгое время я не знала, что он мой родной дедушка. От меня это скрывали. В Сибири жила целая группа ссыльных поляков, попавших туда за какое-то восстание. Мой дедушка тогда был совсем молодым. В Сибири он встретил мою бабушку, переселенку из-под подмосковных Бронниц. Чтобы жениться на ней, принял православие. Дед был достаточно образованным, корни его родословной, рассказывали мне, уходят в Австрию. Жили они с бабушкой в городе Тайга Кемеровской области, где я и родилась. Другой мой дедушка по отцу был гармонным мастером. Переселившийся когда-то из Вятской губернии, дедушка продолжал традиции знаменитых гармонных мастеров, и поэтому по всему дому разносились короткие музыкальные звуки настраиваемой гармони. Кроме гармони дедушка прекрасно играл на гитаре и мандолине. Эти инструменты всегда висели у него на стене в мастерской. У деда был прекрасный слух. Из Тисули, с золотых приисков, ехали люди за музыкой к моему деду - Степану Родионовичу. Именно в дедушкином доме в Мариинске на высоком крыльце я и дала свое первое представление. Было мне тогда шесть лет.

- И это уже было первое, еще не осознанное движение в профессии?

- Да. Увлечение театром захватывало. Потом уже в Новосибирске, когда туда эвакуировали из Ленинграда Александринку, филармонию и ТЮЗ, я ходила на все спектакли. Хотелось играть. Занималась в драмкружке. Когда началась война, мы с драматическим кружком ездили со спектаклями по колхозам и госпиталям. Видимо, под влиянием всего этого я и выбрала профессию. В 1943 году ВГИК объявил в Алма-Ате, первый набор на все факультеты. И я, закончив в 16 лет школу, поехала поступать. Как, откуда пришла ко мне мысль поступить именно во ВГИК, я не помню. Я знала, что буду актрисой, но почему – киноактрисой? Кино было для меня чем-то далеким, чужим, не то, что театр. Но меня приняли. А в Москве тем временем Герасимов проводил еще один набор. Так я оказалась у Герасимова.

- Рядом с вами учились яркие личности – Сергей Бондарчук, Глеб Романов, Клара Лучко, Людмила Шагалова, Евгений Моргунов. Тем не менее, Герасимов не скрывал, что именно вы были его любимой ученицей. Вы чувствовали особое расположение мастера?

- Герасимов и Макарова сразу обратили на меня внимание. Видимо, я выделялась в своей среде, ведь с детства в моей жизни были театр, музыка, литература. Для опытных людей я была заметна. Вообще, справедливости ради должна сказать, Сергей Аполлинариевич любил своих учеников. Мне иногда приходилось слышать от него слова, очень тогда удивлявшие: мол, мы-то студенты, без него проживем, а вот он без нас – нет. Казалось бы – наоборот. Только теперь, по прошествии лет, мне стала ясна суть этого признания. Речь шла о том, как важно для художника творческое общение с новым, молодым. Только тот художник современен, кто знает новое поколение и сочувствует ему.

- Это Герасимов первым рассмотрел в вас Любку Шевцову?

- Нет. Как-то, посмотрев на экзамене «Кармен», где я играла главную роль, Александр Фадеев сказал: «Не знаю, какая была Кармен, но то, что это – Любка Шевцова, я вас уверяю». Так я получила эту роль. В феврале 1947 года на сцене Театра-студии киноактера состоялась премьера спектакля, где были заняты не только мы, вгиковцы, но и студенты театральных вузов. Сцена концерта, вернее, испанский танец, перекочевала из «Кармен». 

Премьера «Молодой гвардии» стало событием в театральной жизни страны. Попасть на наши спектакли было трудно. Приходили известные актеры, писатели, режиссеры. В антрактах и после спектакля нас поздравляли люди, которых я очень уважала. После одного из спектаклей мы сели в троллейбус, за нами вскочил человек и прямо в троллейбусе как цветы преподнес мне пирожное, завернутое в белую бумагу. Это был Михаил Светлов. Вскоре, весной, начались съемки фильма.

- Рассказывают, что эмоциональное напряжение на съемках было столько велико, что не все сумели от него оправиться. Например, актер, сыгравший Олега Кошевого, до конца своих дней не смог освободиться от образа молодогвардейца и полностью отождествлял себя с ним. Что было самым трудным на съемках?

- Жизнь наших сверстников, которых мы играли, была понятна нам до мелочей. Тем не менее, внутреннее напряжение, которое нес сам материал «Молодой гвардии», был настолько сильным, что разрядка была необходима, а, кроме того, атмосфера импровизации держала нас в творческом накале.
Мы работали почти четыре месяца. Сергей Аполлинариевич нам говорил, что научиться сниматься можно в одном фильме, важно, что ты принесешь с собой на съемочную площадку. А это, оказывается, не так просто. Отснятую картину посмотрел сам Сталин и потребовал убрать сцены провала партогранизации, казнь, панику, отступление из Краснодона. Это было большой травмой для всех, кто работал над картиной. Но, несмотря ни на что, это лучший период в моей жизни.

- Говорят, сама мать Любы Шевцовой со слезами на глазах призналась, что вы очень были похожи на ее дочь.

- В первый же день нашего приезда в Краснодон я пошла в дом к Ефросинье Мироновне Шевцовой – матери Любы. Очень я волновалась, и когда Ефросинья Мироновна меня обняла и поцеловала, я заплакала. То, что Ефросинья Мироновна так тепло встретила, меня окрылило. В первый же день она рассказал, как Люба, купаясь за городом на речке, однажды решила измерить глубину затопленной шахты, так называемой бездонки. И, забравшись на обрыв, с камнем на голове прыгнула в эту самую бездонку. Рассказывала, как видели наши русские женщины, когда вывели Любу из стен тюрьмы и она, сбросив с себя курточку, отдала ее женщинам, крикнув: «Вам еще пригодится, носите, а мне уже не надо». 

- В 1949 году за исполнение этой роли в фильме «Молодая гвардия» вас, совсем еще молодую актрису, удостоили Сталинской премии первой степени. Это давало вам какие-то привилегии?

- Однажды мы с Лялей Шагаловой, уже получив Сталинские премии, решили приобрести мутоновые шубы. Но как – в магазинах дикие очереди? И мы решили, по чьей-то подсказке, пойти в Моссовет. Нам сказали, к кому нужно обратиться. Пришли, изложили суть просьбы. Нас выслушали и позвонили куда надо. Вскоре нам передали свертки с шубами, и я пошла поблагодарить этого человека. И рассказала, что у меня нет квартиры и негде прописаться. «Ну что же, напишите заявление». «А разве дадут?» - недоверчиво спросила я. «А почему нет, вы же не с улицы, вы – лауреат Сталинской премии». И я оставила заявление на имя председателя Моссовета, и вскоре забыла о нем. А однажды соседка говорит мне: «А ты что же не идешь за ордером? Тебе квартиру дали». Вот так и получила свою первую квартиру.

- Картина принесла вам не только известность, но и любовь. Сергей Бондарчук оставил глубокий след в вашей жизни?

- Вместе с Сергеем мы снимались в «Молодой гвардии». Он тоже учился у Герасимова, но был старше меня. На курс он пришел сразу после фронта. Это были годы моего становления. Я была наивной восторженной девочкой, а он уже сформировавшейся личностью. Поэтому и разница в мироощущении у нас была огромная. Теперь, по прошествии лет, понимаю, что брак этот был мне не нужен. Но Сергей настоял. Ходил за мной, как ниточка за иголочкой. Я же чувствовала в нем старшего, было какое-то ощущение защищенности – этого мне не хватало в жизни. Родилась Наташенька. Мы прожили вместе 10 лет. Я часто и надолго уезжала. Так и жили – то он ко мне прилетал на съемки, то я к нему. Потом поползли слухи о его романах, стали приходить анонимки, раздавались неприятные звонки. От всего этого я устала. Я понимала, что мы не можем жить дальше вместе. Сама предложила расстаться. Он был потрясен этим. Не могу сказать, что у меня осталось горькое ощущение в связи с тем, что мы расстались. Нет. Скорее, наоборот – я освободилась.

- Оказывается, за внешностью озорной девушки скрывался цельный и сильный характер. Мне кажется, Юрий Герман разглядел в вас это, написав специально для вас и Алексея Баталова сценарий фильма «Дорогой мой человек». Геолог Варя - одна из лучших ваших ролей. Варя – это вы?

- Варя ближе всех моих героинь. Мне импонирует ее верность своей юношеской любви, преданность выбранному делу. Но говорить, что Варя – это мой характер, я бы не стала. Я - актриса. Должна уметь создать любой образ.

- Действительно, Катя из кинофильма «Высота» - совершенно другой типаж. Но и за эту работу вы получили главную премию - «Хрустальный глобус» на международном кинофестивале в Карловых Варах в 1957 году. Как вам вспоминается это время?

- Это был первый случай, когда съемочную группу пустили на химический комбинат Днепродзержинска, где строилась домна. Вокруг домны шли мостки шириной меньше метра без перил. А где-то их вообще не было. С нами провели беседу по технике безопасности, и мы поднялись на высоту 50 метров. Я в какой-то степени уже была подготовлена. Дело в том, что незадолго до этого я снималась в Болгарии в фильме «Димитровградцы». Я сыграла роль русской девушки, которая приехала помогать братской стране. Там меня многому научили: производить электросварку, делать ровный шов, а главное – не бояться высоты. А опасных мест было много. Вот однажды мы приезжаем, и нам показывают наше рабочее место – рельс, переброшенный с одной точки на другую на громадной высоте. Наш режиссер Зархи уже предвкушал, как это будет роскошно выглядеть на экране, когда мы будем ступать на кончик этого рельса. Я посмотрела и говорю: «Нет, этого не будет - техника безопасности». Это было невиданное дело, чтобы актриса отказалась сниматься. Но я настояла. Тогда сам Зархи подошел на рабочее место, покачался и… Отменил. В другом эпизоде Николай Рыбников должен был пролететь мимо меня на канате. Это был сложный трюк. К подобной съемке готовятся очень тщательно. И вот – мотор. Начали. Рыбников пролетает мимо меня. Я отшатнулась. Снято. Я спросила у Николая, как он. Говорит, колени трясутся. И показывает свои руки – а они все в кровавых волдырях. Оказывает, он забыл надеть рукавицы. И тут нас заставляют сниматься во втором дубле. Он говорит: «Это невозможно». Но идет сниматься. Уже, правда, в рукавицах. Второй дубль вошел в фильм. 

- Инна Владимировна, на подвиг ваших героинь вдохновляла большая любовь. Как сложилась ваша дальнейшая личная жизнь?

- Человеку трудно прожить без любви. И это не обязательно должна быть любовь между мужчиной и женщиной. Это может быть любовь к близким людям или друзьям. Не представляю свою жизнь без дочери. Наталья – сильный творческий человек. Все в своей жизни добивается сама. Люблю своих внуков – Машеньку и Ванечку. И хотя мы живем врозь, каждый день, просыпаясь, думаю, кто где. Не успокоюсь, пока не обзвоню всех. С моим нынешним мужем мы вместе уже 40 лет. Он – известный хирург, доктор наук, академик. Высочайшая личность. Много работает. Обязательно встану его проводить утром, а он обязательно заполнит холодильник к моему приезду из командировки. Мы заботимся друг о друге. А иначе и быть не может.

- Инна Владимировна, как вы думаете, молодое поколение знает ваших героинь?

- Наверное, кто-то знает, а кто-то и нет. Мне кажется, нахлынувшая на нас в последние годы муть, обязательно уйдет. Ведь ни в одной стране не было таких хороших и теплых фильмов о войне и послевоенном периоде, как у нас. Это было настоящее, большое кино. После тех фильмов, в которых я играла, мне неинтересно сниматься в современных сериалах. Но надежда на то, что все-таки скоро все изменится, у меня есть. В последнее время меня часто приглашают на заводы, фабрики, крупные комбинаты. Значит, не забыли. Помнят. Спасибо. 

- Ностальгии по прошлому у вас нет?

- Совсем нет. В трудные перестроечные годы я, как и многие артисты, стала больше заниматься концертной деятельностью: читаю рассказы, пою. Много езжу по стране. И, вы знаете, всегда собираются залы.

- Чем заполняете свой досуг?

- В театры не хожу. Эксперименты последних лет мне неинтересны. А вот недавно показывали по телевидению «Чайку», которую поставил Ефремов, так я не могла оторваться от экрана. Люблю просветительские, музыкальные передачи. Всегда с удовольствием смотрю передачу «Оркестровая яма», записи мировых опер и балетов. Много читаю. Недавно прочитала дневники Бунина. Получила удовольствие. Время от времени перечитываю Сименона в подлиннике. Стараюсь держать руку на пульсе литературных журналов. 

- А возраст чувствуете?

- О чем вы? Иногда чувствую нездоровье, а возраст – нет…

Интервью взяла Марина Характерова